Человеку необязательно быть героем. С тех пор, как европейская цивилизация начала письменно фиксировать свою историю, примеры истинного героизма демонстрировали только одиночки, опровергая своими поступками марксистскую теорию о ничтожности роли личности. Единственным исключением была Вторая Мировая война, давшая в борьбе с нацизмом и фашизмом пример доселе невиданного массового героизма целых народов. Во все века и эпохи даже в периоды самых страшных войн и трагедий большая часть человечества просто жила: рождалась, училась, работала, влюблялась, строила дома, растила детей – свое единственное продолжение – старела и передавала свою мудрость, накопленный опыт последующим поколениям. В этой обычной, рутинной жизни не было, да и не должно было быть места былинному героизму, известному по книгам и кинофильмам. Иногда сама такая жизнь – пример подвига или служения идеалам. Но по большей части это – просто жизнь, попытка достичь обычного человеческого счастья, к которому стремится каждый из нас.
На рубеже восьмидесятых и девяностых годов ХХ века все мы именно просто жили. У каждого из нас была своя история, своя судьба и своя мечта. Кто-то мечтал стать ученым и штудировал студенческие конспекты, чтобы через пару лет раскопать новый курган и найти неизвестные скифские артефакты. Кто-то лелеял виноградную лозу, мечтая следующей весной созвать друзей и соседей и угостить их новым – редкостным, домашний сортом вина. Кто-то поднимался в горы с маленьким рюкзаком за спиной, чтобы с вершины посмотреть на озеро Эрцо и понять, что красивей Родины на свете ничего нет. Кто-то готовил по утрам детям бутерброды с козьим сыром, чтобы на большой перемене в пятой школе они могли бы подкрепиться. Кто-то доживал свой век в почете и покое, каждый полдень приходя на Театральную площадь, чтобы посидеть на скамейке со старыми друзьями и добродушно посетовать на нравы современной молодежи. Кто-то назначал свидания в Пионерском парке, несколько часов размышляя как это сделать так, чтобы не узнали отец и братья возлюбленной, самой красивой и молодой на свете. Кто-то тайком играл на гитаре, мечтая затмить собственных длинноволосых кумиров. Кто-то сидел на покрытом свежей росой альпийском луге, глядя на расцветающую долину, и думая о том, что, когда ягнята подрастут, надо бы перестроить кошару. Кто-то вечерами, сидя на веранде, пил сладкий чай и писал стихи, даже не надеясь на признание, но испытывая неодолимую в этом потребность души.
У каждого из этих людей – у каждого из нас - было будущее и надежды. Сокровенные желания и искренние чувства. Родители, семья, дети, любимые, друзья и соседи. Привычки, семейные традиции, память о предках, древний дом в селе, требовавший срочного ремонта. Старенький «москвич», семейный альбом с фотографиями, керосиновая лампа неизвестного происхождения, трофейное турецкое ружье, оставшееся от прапрадеда, бравшего Плевну в составе императорского конвоя, любимое платье в горошек, футбольный мяч с автографами победителей кубка чемпионов, мольберт со старыми красками, поскольку за новыми надо было ехать в Тбилиси.
Ничего не стало.
Масштаб трагедии осознаешь только тогда, когда смотришь на лица этих людей, навсегда оставшиеся в народной памяти не столько благодаря достижениям фотографии, сколько всей своей жизнью. Простой жизнью, разрушенной злой волей. Трагедию понимаешь только тогда, когда задумываешься о том, как они смогли бы жить, если бы не война. Что они смогли бы сделать, чего добились бы, сколько детей воспитали бы и насколько были бы счастливы в своих домах, в кругу своей семьи и друзей, если бы с юга не пришли люди, говорившие на чужом языке и не различавшие грань между добром и злом.
Никто из них не думал, что своей жизнью раз и навсегда разрешил один из древнейших в христианской истории религиозных споров. Свободен ли человек в выборе своей судьбы или вся его жизнь предопределена от начала до конца? Об этом размышляли и св. Серафим Саровский и св. Франциск Ассизский, приходя порой к парадоксальным и взаимоисключающим выводам. Но каждый из этих людей сделал свой выбор, не размышляя о доктрине предопределения судьбы. Тот, кто остался в простреливаемом со всех высот городе, каждую секунду рискуя жизнью. Тот, кто взял в руки оружие, чтобы защитить свою семью. Тот, кто бросил перспективную работу и теплое место в Москве или Владикавказе и приехал на погибающую Родину без надежды на личное физическое спасение. И та старая женщина, давшая пощечину врагу, ворвавшемуся в ее дом в дальнем горном селе. Эту руку ей отрубили.
Был ли легким этот выбор? Легко ли выбрать между добром и злом? Уехать, эвакуироваться, сдаться, самоустраниться или погибнуть в бою? Не оставить дом своих предков? Подумайте сами. Любому живому существу, тем более человеку, свойственен страх и инстинкт самосохранения. Мы называем трусостью то состояние, когда эти врожденные инстинкты перевешивают чувства долга и чести. Мы считаем людей трусами только потому, что они слабы и не способны сопротивляться своему естеству. Каждый из тех, кто листает эту книгу, задумайтесь: а вы сможете? Конец двадцатого и начало двадцать первого веков дали всем жителям бывшего Советского Союза множество поводов для того, чтобы задуматься об этом. Мы стали привыкать к вызовам. И не обращаем внимания, как мы отвечаем на эти вызовы. Каждый из нас.
Сможем ли мы объяснить это? Только ли угроза потери государственности или национальной идентичности в Южной Осетии была первопричиной проявления массового героизма?
Осетины в масштабах Европы или даже только бывшего Советского Союза – малочисленная нация. Мы редко задумываемся о том, сколь сильно мнение каждого отдельного человека внутри небольших народов. Его судьба и его поступки. Его мысли и внутренние метания. И как направляет судьба одного человека судьбу целого народа. Героизм одного становится героизмом всех. И наоборот: единый порыв целой нации становится стимулом даже для тех, кто при прочих равных мог бы сосредоточиться только на собственной судьбе. Цепная реакция свободы: атомный взрыв в пределах одной нации, превращающий в героев ученых, бухгалтеров, портных и чабанов.
Нет такой идеи, которая оправдывает разрушение человеческой жизни и надежд. Никто никогда не сможет оправдать смерть этих людей. Горе их родных. Их нерожденных детей и невоспитанных внуков. Как объяснить матери Маирбека Букулова, почему ее двадцатисемилетний сын умер столь страшной смертью? Как объяснить женам тех парней из сел Зонкар, Верхний Чере, Коркула, Сатикара и Дисеви, которых живыми закопали в землю, что это была просто война? Как можно было что-то сказать этим женщинам, когда они стояли перед зданием турбазы, где тогда дислоцировался штаб внутренних войск СССР, ожидая хоть каких-то вестей о судьбе своих мужей?
Конфликты на территории бывшего Советского Союза начались отнюдь не с его скоропостижным развалом. Они тлели сотнями лет, периодически то разгораясь, то затухая. У каждого из них десятки внутренних и внешних причин, устранить которые не смогли ни сотни лет сожительства в составе Российской империи, ни десятилетия советской власти. Обе эти государственные системы стремились разными способами затушевать противоречия. Империя – путем тотального отрицания национальной идентичности. Советы – пропагандистскими трюками наподобие «формирования новой исторической общности – единый советский народ». Все без толку. Государство, в которое штыком и плеткой, были загнаны и потомки крестоносцев и пустынные кочевники, не могло избежать конфликта. Но никто не мог себе даже представить, насколько кровавыми и зверскими они могут быть.
За пределами «зоны конфликта» очень трудно, почти невозможно объяснить простым людям, что это было. Конечно, можно попробовать рассказать где-нибудь в Москве, Норильске или Париже, как выглядит война. Можно попробовать рассказать благополучным, уверенным в себе и в своем будущем людям о сожженных селах, о ребятах, замученных паяльной лампой, о старухах, которым отрубали руки за то, что они посмели защищать свой дом, о мертвых людях в дальних деревнях, трупы которых некому вывезти (прокурор района боится туда ехать), и они лежат в своих собственных сараях по пять-шесть дней, пока какой-нибудь отряд не привезет их в городской морг. Можно рассказать о матери парня, взятого заложником в соседнем селе, о том, что она чувствовала, когда военные привезли ей фанерный ящик с разрубленными останками замученного человека и сказали, что не знают, кто это, может быть и ее сын. О том, что она говорила им, когда выяснила, что это не ее сын, а военные сказали, что у них есть еще двадцать таких ящиков, и если она хочет, то может посмотреть их все. Можно попробовать рассказать, как выглядит пятилетний ребенок, которого накрыло лавиной возле перевала, когда он вместе с матерью бежал на Север, спасаясь от тех, кто ворвался в их дом, говорил по-грузински и убил его отца (человек, которого накрывает несколько метров горного снега, выглядит так, как будто он жив, он сидит на диване и смотрит на вас широко открытыми глазами, протянув вперед руку - вы можете сойти с ума, когда увидите это).
Но, когда вы расскажите все это в сотый раз, станет ясно, что вас не понимают. Историческая память, как и память каждого отдельного человека, - избирательна. Приходится с грустью констатировать, что для подавляющего большинства жителей бывшего СССР война в Южной Осетии, как и многие другие конфликты, остались на периферии сознания. Где-то там далеко в горах в начале девяностых годов произошел некий конфликт. Почему? Да, и вообще: кто и с кем там воевал?
Война – это целиком отрицательный опыт. Человек подсознательно стремится оградить себя от того, что ему неприятно, и чего он опасается. Но есть исторические эпохи, когда людям просто необходимо напоминать о войнах. Чтобы помнили. И чтобы не допустили вновь.
Южная Осетия потеряла целое поколение, которое могло бы жить и процветать. Точное число погибших, к сожалению, не удастся установить до конца, и потому эта «Книга памяти» никогда не будет закончена. Даже когда и если раскопают братские могилы вокруг уничтоженных осетинских сел в Имеретии и Кахетии, проведут расследования убийств в самом Тбилиси, установят судьбу десятков пропавших без вести, этот список не приобретет законченный вид. Война и ее последствия выкосили целый пласт молодых людей, в основном шестидесятых и семидесятых годов рождения. Такая потеря невосполнима для любого народа, а для небольшого она во сто крат тяжелее. Это – прямое, видимое следствие войны. А сколько последствий убийств, истязаний и разрушений осталось скрыто? Не восстановить уже 117 полностью стертых с лица земли сел, а, значит, целые ущелья останутся безлюдными. Вернутся ли туда когда-нибудь люди, ведь у исторической памяти есть еще одно свойство: она передается с поколениями? И эта память о трагедии останется у потомков тех, кто был вынужден бежать с родной земли в Россию, в Северную Осетию. Мало кто из них вернется в пустынные села, ведь там до сих пор пахнет ужасом и кровью.
Трагедия каждого отдельного человека становится трагедией нации тогда, когда вся нация живет единой судьбой. Свобода воли – это ответ человека на вызовы. Никто из жителей Южной Осетии ранним утром 6-го января 1991 года, когда грузинская милиция и мобилизованные уголовники, воспользовавшись бездействием внутренних войск МВД СССР, ворвались в город, не вникал в аргументы тбилисских властей. Политическое обоснование вторжение не стоит даже того, чтобы его пересказывать. И теперь совершенно неважно, считают ли грузинские политики осетин «пришлым народом», или им просто не нравится наличие на территории бывшей ГССР независимых народов, имеющих свою историческую государственность. Для самих жителей Южной Осетии это был вызов, который они достойно приняли.
Захватив в первых числах января 1991 года центральную часть города Цхинвал, грузинские вооруженные отряды неожиданно для себя столкнулись с серьезным сопротивлением. Блиц-криг сразу же не задался. Отряды самообороны формировались стихийно, без целенаправленной организации, в основном по «соседскому» принципу. Жители квартала объединялись, доставали охотничьи ружья и строили баррикады. Это было «движение снизу» - тот самый ответ целого народа на вызов. Ответ, казавшийся посторонним наблюдателям коллективным самоубийством, поскольку силы в тот период были слишком неравны.
Первоначальная линия оккупации захватывал почти всю центральную часть Цхинвала с севера от села Тамарашени по улице 8 июля до Московской улицы, на которой она поворачивала на восток и достигала в максимальной точке площади железнодорожного вокзала. В южном направлении от вокзальной площади контроль грузинских отрядов доходил до Советской улицы. Командовал этими отрядами глава федерации дзюдо Грузии, член Хельсинского союза полковник Дилар Хабулиани. Но уже через неделю усилиями отрядов самообороны грузинские части были выбиты с большой части жилых кварталов. Под контролем агрессоров оставалась только центральная административная зона города с основными государственными зданиями и старым мостом через реку Большая Лиахва по улице 13-ти коммунаров, через которой они получали снабжение со стороны Гори. Этот пятачок они удерживали до 26 января 1991 года, после чего под давлением отрядов самообороны были вынуждены навсегда уйти из города.
За этот период в Цхинвале погибло более 15 человек, в том числе двое детей. Большинство из погибших были мирными жителями, расстрелянные оккупантами прямо на улицах. В захваченной части города горели жилые дома, некоторые из них были разрушены бронетехникой. Почти 120 человек получили ранения, из них около 90 человек – огнестрельные, многие взяты в заложники. В числе раненых были и семилетний Юрий Кесаев (огнестрельное ранение в грудь), и 89-тилетний Габе Бязров (переломы обеих рук, многочисленные ушибы и травма головного мозга). На автомобильной трассе Тбилиси-Цхинвал осетин, русских и армян снимали с еще по инерции ходивших рейсовых автобусов, после чего эти несчастные пропадали без вести. Так называемый «независимый профсоюз энергетиков Грузии» объявил блокаду Южной Осетии, в Цхинвал перестали поступать газ и электричество. Нарушилось водоснабжение, остановился водозабор, и от холода по всему городу лопнули трубы. В аномально морозную зиму в республиканском доме престарелых в течение двух первых месяцев 1991 года от холода умерло 18 беспомощных стариков. Хлебозавод работал с перебоями и подвергался пулеметному обстрелу. В городе были почти полностью исчерпаны запасы медикаментов и продовольствия, так как единственная автомобильная трасса, связывавшая Цхинвал с Россией, была перекрыта в так называемом тридцатикилометровом «Лиахвском коридоре» - четырех грузинских селах, расположенных на трассе вплотную друг к другу к северу от столицы Южной Осетии.
После короткого периода январских уличных боев наступило время так называемой «горной войны», продолжавшей до начала 1992 года. Именно за этот период, особенно в летние месяцы различными грузинскими отрядами, как официальными, так и полууголовными, сформированными из членов ряда политических организаций («Хельсинскский союз», «Общество Мераба Костава», «Белый орел», «Общество Илии Праведного»), и потому называемые «неформальными», были уничтожены 117 осетинских сел. Как правило, нападения организовывались по похожей схеме. В первый раз грузинские боевики лишь угрожали жителям села, требуя покинуть его, а во время второго или третьего налета уже полностью уничтожали село с оставшимися жителями. По сути, это была практика этнической чистки территории, примененная за несколько лет до войны в Боснии. К осени 1991 года число только зарегистрированных в Северной Осетии беженцев превысило 30 тысяч человек, а значительные территории, особенно в Цхинвальском сельском районе, в ущельях рек Малая Лиахва и Меджуда обезлюдили. Неоднократным атакам с применением бронетехники подвергались села Хелчуа, Дменис, Хетагурово, Уанат, Ортеу, Прис, Сарабук, Зонкар, Тлиакана, Монастер, Мамитыкау, Коркула, Чере, Гром, Цинагар, Бендер, Бикар, Ксуис, Исак. Столкновения происходили и в отдаленных горных селах на западе республики – Ахсарджин, Карзман, Синагур, Теделет. В самом Цхинвале мирные жители гибли практически ежедневно, поскольку на окружающих город высотах были расположены позиции грузинских снайперов. Некоторые улицы, как, например, Советская, простреливались насквозь. Постоянный огонь велся по высотным многоквартирным домам на улице Гафеза – крайней южной оконечности города. К весне 91-го года добавился огонь минометов и ракет «Алазань». Сложная обстановка сложилась в юго-западном районе республики – Знаурском, где помимо самого города Знаур обстрелам и набегам подвергались труднодоступные горные села – Цнелис, Хабалатыкау. В апреле было целиком уничтожено село Ионча. Практически полностью прервалась связь с восточным районом РЮО – Ленингорским, и о положении в нем ничего не было известно практически до конца войны.
В марте 1991 года осетинское население приняло участие в референдуме о судьбе СССР и практически полностью проголосовало за сохранение Союза и вхождение в него Республики Южная Осетия как самостоятельного субъекта. В день проведения референдума Цхинвал был впервые подвергнут обстрелу из башенных орудий и крупнокалиберных пулеметов бронетехники. Однако в течение весенних месяцев территорию РЮО, которую в средствах массовой информации стали называть «зоной грузино-осетинского конфликта», окончательно покинули части внутренних войск МВД СССР. Одной из причин, побудивших командование к такому позорному шагу, стала неспособность союзных частей даже в условиях введенного по решению Михаила Горбачева чрезвычайного положения защитить мирное население. Практически вся деятельность ВВ МВД СССР свелась к весне к ночному патрулированию на бронетехнике центральной части Цхинвала и выездам в села уже после нападения на них грузинских боевиков. Последней каплей стал захват грузинскими частями в селении Ередви военной автомашины «Урал», вывозившей жителей из сел ущелья реки Малая Лиахва. Экипаж сопровождавшего «Урал» с беженцами БТРа внутренних войск не оказал сопротивления, в результате чего в заложники были захвачены 25 человек. Через несколько часов женщины были отпущены, а двенадцать мужчин зверски замучены. После нескольких часов пыток (их держали в холодной, зимней воде Лиахвы, пытали электрическим током, обливали бензином и поджигали, заставляли есть собственные волосы) они были похоронены заживо в карьере у села Ередви. Только после окончания боевых действий осенью 1993 года при содействии миротворческих сил и с помощью данных агентурной разведки удалось установить место их гибели, опознать и перезахоронить тела.
«Ередвинская трагедия» стала первым случаем массового зверства грузинских вооруженных отрядов. Единичные примеры беспрецедентного насилия над мирными жителями и пленными случались и в самые первые месяцы войны, но именно «Ередвинская трагедия» продемонстрировала всю глубину нравственного падения многих представителей народа, в советское время снискавшего себе славу одного из самых интеллигентных и культурных на просторах СССР. Почти одновременно с трагедией в Ередви в селе Курта в «Лиахвском коридоре» на глазах у собственного сына был зверски убит директор местной средней школы Дмитрий Кочиев и тяжело ранены медики «Скорой помощи», пытавшиеся его спасти. Передвижение гражданского населения и гуманитарных грузов по «Лиахвскому коридору» полностью прекратилось, поскольку даже сопровождение бронетехникой внутренних войск СССР не гарантировало безопасность. Снабжение блокадного города и исход беженцев теперь был возможен только по так называемой объездной дороге – горной тропе через несколько перевалов через село Зар к западу от Лиахвского ущелья. В зимние и весенние месяцы 1991 года тысячи беженцев, в основном женщины, дети и старики, пешком преодолевали этот многокилометровый путь. Многие из них замерзали по дороге и попадали под лавины. Весенняя распутица остановила движение автотранспорта и по этому пути, оно возобновилось лишь с наступление лета. Первый вертолет с медикаментами из Северной Осетии прибыл в Цхинвал только 10-го марта 1991 года.
В этот же период при непосредственном содействии офицера МВД СССР был похищен и вывезен в тбилисскую тюрьму глава республики – председатель Верховного Совета Торез Кулумбеков. На свободу с серьезно подорванным здоровьем он вышел лишь через год. Однако несмотря на это в Цхинвале постепенно стали формироваться органы исполнительной власти, отдельные отряды самообороны сводились воедино, налаживалась связь с отрядами отдаленных сел. Были образованы Национальная гвардия и ОМОН МВД республики. Все больше внимания войне в Южной Осетии уделяли органы власти и простые жители братской Северной Осетии, в первую очередь председатель Совета Министров РСО Сергей Хетагуров и второй секретарь рескома КПСС Сергей Таболов, впоследствии трагически погибший. Делегации Верховного Совета Республики Южная Осетия сумели выехать в Москву и своими активными действиями добиться принятия Верховными Советами СССР и РСФСР ряда обращений, поддерживавших борьбу осетинского народа. Все это время Южная Осетия находилась практически в информационной блокаде, поскольку лишь немногие представители российский, союзных и зарубежных средств массовой информации могли попасть в Цхинвал, а грузинское телевидение и информационные агентства передавали исключительно тенденциозную информацию.
Разрушительное землетрясение весной 1991 года в высокогорном Джавском районе республики стало еще одним испытанием. Город Джава был почти полностью разрушен. Лишь стечение обстоятельств позволило избежать серьезных человеческих жертв: землетрясение произошло почти ровно в полдень, когда большая часть жителей Джавы и, в первую очередь, школьники находились на центральной площади города на антивоенном митинге и только потому не оказались под завалами. Серьезно пострадали дороги – единственное, что еще связывало Южную Осетию с Россией. Но даже в обстановке кровопролитной войны правительство и народ Южной Осетии смогли оказать первую помощь серьезно пострадавшим соседним горным районам Грузии – Раче и Сванетии.
В течение всего 1991 года за пределами Южной Осетии, во внутренних районах Грузии проводилась массовая этническая чистка. Десятки сел с осетинским населением в Имеретии и Кахетии были полностью уничтожены. Особенно пострадали приграничные с РЮО Горийский, Каспский и Карельский районы. Масштаб этой трагедии еще предстоит установить. Точных данных до сих пор нет, и их получение затруднено, но уже сейчас можно оценить потери в более чем тысячу убитых мирных жителей. Никто из них, проживая в грузинском окружении, не мог оказать сопротивления. Во многих случаях место их захоронения неизвестно. Многие принадлежали к смешанным семьям. В городе Тбилиси увольнение с работы по этническому признаку и вынужденная продажа жилья за бесценок стали нормой и были самым легким «наказанием» за принадлежность к осетинской нации. Публичным издевательствам в столице Грузии подверглись даже столь известные люди, составившие славу не только Осетии и ГССР, но и всего Советского Союза, как выдающийся футболист, многолетний капитан «Динамо» (Тбилиси) престарелый Заур Калоев. Участились случаи убийств и издевательств над самими грузинами, сочувствовавшими Южной Осетии. Репрессиям подверглись и другие национальные меньшинства Грузии. Из горной Кахетии в Дагестан было вынуждено бежать все аварское население, избиениям подвергались армяне, азербайджанцы, греки и русские, с каждым днем осложнялась обстановка в Абхазии.
События августа 1991 года и распад Советского Союза ситуацию коренным образом не изменили. Органы союзной власти в Южной Осетии и так не функционировали с начала боевых действий, а власть коммунистической партии на всей территории бывшей ГССР превратилась в фикцию еще летом-осенью 1990 года. Центр боевых действий в окрестностях Цхинвала сместился в район селения Прис и соседней так называемой зоны «ТЭК» на одной из господствующих над городом высот, а также селения Мимасантубан на восточном (левом) берегу реки Большая Лиахва. С каждым днем в этом районе грузинские отряды наращивали боевую мощь, появились первые танки и «Грады». Захват высот позволял им вести постоянный обстрел города из всех видов оружия, от которого еще более возросли жертвы среди мирного населения. Кроме того, захват этих высот позволял грузинской бронетехники подойти к двум мостам – старому и новому – через Большую Лиахву, что вновь открывало им путь непосредственно в центральную часть города Цхинвал.
Именно в селении Прис располагалось главное городское кладбище. Грузинские части с первых же дней агрессии установили над ним контроль и даже организовали невдалеке командный пункт, из-за чего грузинский «комендант Цхинвала» (дзюдоиста Хабулиани летом сменил на этом посту кадровый советский военный Георгий Кванталиани) получил прозвище «комендант кладбища». Не имея возможности хоронить погибших на городском кладбище, жители Цхинвала организовали импровизированное кладбище во дворе 5-ой городской школы, которое в последствии стало главным Мемориальным кладбищем, где покоятся защитники республики и мирные жители.
В новогоднюю ночь с 1991-го на 1992-ой год руководители ряда военных группировок Грузии вооруженной силой свергли власть первого президента независимой Грузии Звиада Гамсахурдия и организовали так называемый «Государственный совет», руководить которым был приглашен Эдуард Шеварднадзе. Однако с его возвращением к руководству Грузией надежды на урегулирование конфликта не оправдались. Поддерживаемый частью руководства Российской Федерации Эдуард Шеварднадзе официально получил значительное количество танков, бронетехники, артиллерии, стрелкового оружия и боеприпасов из числа запасов бывшего Закавказского военного округа советских войск. Часть вооружения была закуплена в странах Восточной Европы, в частности, в Румынии, Чехии и Болгарии. На узком участке фронта не более трех километров, тянувшемся полукругом от селения Эргнети до «ТЭКа», к концу весны 1992 года было сконцентрировано беспрецедентное количество тяжелого вооружения. Обстрелы жилых кварталов Цхинвала приняли невиданный ранее масштаб. К середине мая практически все мирное население переселилось в подвалы и импровизированные бомбоубежища. В дневное время суток на город падало до 400 мин калибром более 80 миллиметров. Начался второй после зимы 1991 года массовый исход жителей из Цхинвала и окрестных сел.
Утром 20 мая 1992 года колонна беженцев на нескольких автобусах и грузовиках вышла из Цхинвала в Северную Осетию по объездной дороге через село Зар, которая к этому времени была уже привычной трассой, накатанной бульдозерами. В 11 часов 45 минут мирная, транспортная колонна, в которой не было ни одного вооруженного человека, была расстреляна крупнокалиберными пулеметами из засады грузинской диверсионной группой в горах в девяти километрах от грузинского селения Кехви, из которого эта группа и вышла. Погибло 36 человек, из которых 19 – женщины, старики и дети. Более 30 получили тяжелые ранения, в том числе и четырехлетний мальчик (семь огнестрельных ран). Некоторые из погибших и раненых были гражданами России, жителями Северной Осетии.
Большего злодеянии Осетия еще не знала. «Зарский расстрел» стал символом этой войны, которую Грузия вела за обладание территорией, абсолютно не считаясь при этом с жизнями людей, не говоря уже о нормах права и ведения войны. В Цхинвале это преступление вызвало настоящий шок. Жители истерзанного и полуразрушенного города, видевшие и вынесшие уже казалось все, что выпало на их долю, не могли поверить своим глазам, когда во двор больницы пришли грузовики с телами погибших. Вся республика погрузилась в траур и скорбь.
Несмотря на то, что информационная блокада республики продолжалась, и только один российский телеканал показал страшные кадры этой трагедии, по всей России и, особенно, в Северной Осетии прокатилась волна возмущения. Люди выходили на митинги, началось формирование частей добровольцев, готовых отправиться в Цхинвал на помощь Южной Осетии. Усилилось политическое давление на руководство Грузии.
В такой обстановке Тбилиси принял решение в кратчайшие сроки любой ценой захватить Цхинвал, пока возмущение действиями грузинских отрядов не переросло бы со стороны России в открытую поддержку Южной Осетии, которая к этому времени, выражая волю всего народа республики, уже обратилась в Верховный Совет России с просьбой принять РЮО в состав Российской Федерации.
В ночь с 8 на 9 июня 1992 года министр обороны Грузии Георгий Каркарашвили начал наступление на оборонительные позиции осетинских отрядов. Задействовав более 50 современных танков, тяжелую артиллерию и установки залпового огня грузинские войска атаковали единственный остававшийся в руках осетинских отрядов плацдарм на высотах на восточном берегу Большой Лиахвы. Целью грузинского наступления был захват этого плацдарма, полный обхват города с восточного направления для соединения с «Лиахвским коридором» у села Тамарашени и, в итоге, выход через старый мост в центр города.
К утру 9 июня грузинские танки заняли села Эргнети, Прис и Мамисантубан, Присскую и Згудерские высоты, «ТЭК» и весь левый берег Лиахвы. В ходе этого и последующих боев бойцы Национальной гвардии Южной Осетии показали исключительные примеры героизма в борьбе с превосходящими силами прекрасно вооруженного противника. Стертое с лица земли за полтора года войны селение Прис несколько раз переходило из рук в руки, став символом защиты Цхинвала. Защитники Осетии переходили в контратаки против танков, вооруженные порой только стрелковым оружием. Уже на следующий день район «ТЭКа» был отбит у агрессора. Потеряв два танка, грузинские части отступили, но возобновили наступление с утра 12 июня. С 12 по 14 июня на «ТЭКе» и в районе старого моста шло одно из самых кровопролитных сражений этой войны. В эти дни Южная Осетия потеряла более тридцати своих сынов, большинство из которых похоронено на Мемориальном кладбище в 5-ой школе и посмертно награждено медалями «Защитнику отечества». Двадцатилетний Олег Джиоев, встав в полный рост с ручным пулеметом, заставил отступить грузинский танк. Он остался в живых. Двадцатиоднолетний Григорий Санакоев тяжело раненный попал в плен к грузинским танкистам. Издеваясь над ним, они требовали, чтобы он отказался от своей национальности и сказал, что он теперь грузин. «Аз – ирон дæн», «Я – осетин», - ответил он. За это его еще живого переехали гусеницами танка. Его командиру Зурабу Губаеву засунули ствол автомата в рот и выстрелили. Оба они в момент своей смерти были связаны колючей проволокой.
Чудеса героизма проявили защитники селения Дменис, закрывшие собой грузинским войскам прямую дорогу на соединение с «Лиахвским коридором». Не имевшие постоянной связи с Цхинвалом, слабо вооруженные, считавшие каждый патрон и каждую буханку хлеба жители Дмениса так и не сдали свое родное село, сорвав этим наступательный план грузинских войск и не позволив полностью окружить столицу республики.
К середине июня 1992 года Цхинвал лежал в развалинах. Врыв в землю танки на господствующих высотах, грузинские отряды принялись методично уничтожать жилые кварталы города. Продольные улицы простреливались насквозь, укрыться можно было только на поперечных, но их забрасывали минами. Порой трупы погибших мирных жителей невозможно было убрать с улиц часами из-за огня снайперов, неподпускавших к телам врачей. Полыхали пожары, вызванные разрывами фугасов. Однажды мина уничтожила целую очередь людей, стоявший за хлебом: это была полная копия событий в Сараево на так называемом рынке «Меркало», которое привело в итоге к вводу войск НАТО в Боснию. Но об Осетии в Европе никто тогда не думал: двойные стандарты изначально были принципов действия европейских организаций. Грузинский командующий Каркарашвили предъявил населению Цхинвала ультиматум: до 20 июня сдать оружие и покинуть город. В противном случае город будет разрушен, а население уничтожено. Эта дата не была взята им с потолка. На 24 июня была назначена встреча президента России Бориса Ельцина и Эдуарда Шеварднадзе при участи руководства Южной и Северной Осетии в Дагомысе для урегулирования конфликта. Обстановка во Владикавказе также накалилась до предела, поскольку в Северной Осетии, лучше чем где бы то ни было знали о том, что происходит на Юге.
В ночь с 22 на 23 июня начался самый страшный артиллерийский обстрел Цхинвала. Тогда же была предпринята последняя массированная попытка грузинских войск ворваться в город. Сотни снарядов и ракет обрушились на жилые кварталы, а грузинские танки снова прорвались к «ТЭКу» и к старому мосту, однако, к вечеру 23 июня были отброшены. Вечером следующего дня стало известно о договоренностях в Дагомысе, согласно которым в Южную Осетии вводились миротворческие силы. Однако еще 25 июня, уже после подписания соглашений, грузинские войска вновь попытались атаковать район старого моста и форсировать Лиахву, но снова были отбиты.
14 июля 1992 года смешанные миротворческие силы, основу которых составили пятьсот солдат российского батальона, вошли в Южную Осетию. Их встречали как спасителей.
Ввод миротворческих сил приостановил войну, но бандитские вылазки не прекращались. Десятки военнослужащих осетинского батальона миротворческих сил и мирных жителей погибли от рук грузинских отрядов с 1992 по 2004 годы. Многие из них были зверски замучены, а несколько молодых парней были ритуально «принесены в жертву» на могилах известных грузинских боевиков.
Более тысячи погибших. Более пяти тысяч раненных и искалеченных. Более тридцати тысяч беженцев. Сто двадцать пропавших без вести. Сто семнадцать полностью уничтоженных населенных пунктов. Разрушенная экономика и неисчислимые финансовые потери. Загубленные судьбы десятков тысяч людей. И это все – только по самым скромным подсчетам.
Такую цену заплатила крошечная Южная Осетия, ее народ за независимость и свободу.
Да, человек не обязан быть героем. Но мы, оставшиеся в живых, должны помнить о героях. И эта книга – лишь малая часть той дани, которую мы должны им отдать.
Вечная память погибшим!
Рухсæг ут!


Автор: Евгений Крутиков