Зоны конфликтов в Южной Осетии (1990-1992...) и Северной Осетии (1992...)
Военная фаза осетино-грузинского конфликта в Южной Осетии была завершена в июле 1992 года, когда в соответствии с Сочинским российско-грузинским соглашением от 24 июня 1992 (делегации России, Грузии, Северной Осетии и Южной Осетии) на территорию автономии были введены Смешанные силы по поддержанию мира, состоящие из российского, североосетинского и грузинского батальонов. Батальоны были размещены в различных секторах ответственности, география которых в значительной степени совпадает с зонами контроля осетинской и грузинской сторон к исходу военной фазы конфликта и, соответственно, со сложившимися — отчасти по ходу вооруженных столкновений и погромов — зонами поселенческого размежевания осетин и грузин в Южной Осетии. Территориальная композиция зон контроля представляет собой «слоеный пирог», где полосы/анклавы грузинского и осетинского контроля соседствуют и чередуют друг друга. Осетинская администрация (Республика Южная Осетия/РЮО) осуществляет функции управления в секторах ответственности российского и осетинского батальонов ССПМ, грузинская (в лице местных органов власти области Шида Картли) — в секторе ответственности грузинского батальона. Де факто сложившаяся практика координации между структурами власти осуществляется как непосредственно между сторонами, так и через Смешанную контрольную комиссию, созданную в рамках Сочинского соглашения и включающую, помимо грузинского и юго-осетинского представительства, российское и североосетинское. СКК выступает также «площадкой» для организации переговорного процесса, в котором стороны конфликта, при посредничестве России и при участии ОБСЕ, стремятся согласовывать дальнейшие шаги на пути к урегулированию и постконфликтному восстановлению. В течение уже более десяти лет созданная Сочинским соглашением и последующей практикой конструкция по поддержанию мира остается достаточно эффективным механизмом, позволяющим не допускать какой-либо эскалации насилия в Южной Осетии. Межэтническая напряженность в зоне конфликта значительно ослабла, и к настоящему времени (апрель 2004) население свободно и без опасений перемещается по обоим условным этническим секторам и вне их границ. Местная экономика складывается вокруг транзитной Транскавказской автомагистрали, соединяющей Россию с Закавказьем и позволяющей Южной Осетии интегрироваться в хозяйственно-экономические связи Юга России. Бюджет непризнанной Республики Южная Осетия в значительной степени формируется функционированием этой дороги, а также финансовой поддержкой Российской Федерации. Неформальная хозяйственная и финансово-экономическая интеграция Южной Осетии в Россию сопровождается отчасти и гражданской интеграцией: абсолютное большинство осетинского населения РЮО являются гражданами РФ. Для всех жителей Южной Осетии сохраняется безвизовый режим пересечения российской границы. Таким образом, к настоящему времени РЮО существует как фактический российский протекторат в международно-признанных границах Грузии.Проблемы и перспективы урегулирования конфликта связаны во многом с траекторией трансформации фактически сложившейся конструкции власти (две зоны контроля, в одной из которых сформированы и действуют органы государственной власти, не признающие юрисдикцию грузинского государства и являющиеся преемственной формой самоопределения Южной Осетии). Позиции сторон конфликта по вопросу о статусе Южной Осетии весьма далеки от компромиссной модели, создавая серьезный риск для продвинутой практики неформального, человеческого урегулирования осетино-грузинских отношений. Официальная грузинская позиция по-прежнему исходит из представления о «незаконности» какой-либо национально-территориальной осетинской автономии в Грузии, из необходимости демонтажа институтов этой автономии и включения ее территории в состав административных областей собственно Грузии (главным образом, Шида Картли). Отвергается правомочность употребления самого термина Южная Осетия. Официальная югоосетинская позиция состоит из представления об исторической обоснованности и состоявшемся институционально-правовом факте существования автономии. При этом угрозы для автономии рассматриваются как главный фактор развития самостоятельной государственности Южной Осетии вне Грузии, определяющий стратегию поддержания только горизонтальных отношений с Грузией и ожидания принятия Южной Осетии в состав России (с последующим объединением с Северной Осетией).Перспектива признания цессии для Южной Осетии (в международно-правовом отношении) представляется маловероятной. Ее территория останется в пределах международно-признанных границ Грузии. Варианты решения статусного вопроса будут касаться только определения степени и международных гарантий для самостоятельности Южной Осетии в этих номинальных границах Грузии и в отношении центральных властей Грузии. Наиболее вероятной может быть такая модель, которая в согласованной конституционно-договорной форме будет воспроизводить уже фактически сложившуюся конструкцию. Общая шапка этой конструкции может быть обозначена следующим образом: Южная Осетия как ассоциированное с Грузией государственное образование, статус которого закреплен в рамках трехсторонних соглашений/договоров и, таким образом, обладает внешними для Грузии гарантиями (международным анкоражем). Этот статус должен иметь свою правовую нишу в Грузинской конституции и проработанный механизм интегрированного или параллельного функционирования администраций РЮО и грузинского сектора Южной Осетии. В «пакете суверенитета» для РЮО могут присутствовать: весь набор органов и символов государственной власти; наличие своих полицейских сил; на территории Южной Осетии не могут размещаться иные войска, кроме ССПМ или иных миротворческих контингентов с обязательным российским участием; наличие внешнеполитических полномочий, исчерпываемых отношениями с Северной Осетией и другими регионами России; двойное российско-грузинское гражданство или наличие собственного юго-осетинского гражданства, сопровождающего российское или грузинское; фискальная и таможенная автономия.
Конфликт в Южной Осетии и вокруг нее отозвался эхом в эскалации осетино-ингушского конфликта осенью 1992 года. Наплыв осетинских беженцев из Грузии в Северную Осетию, в том числе в села Пригородного района, начал серьезно менять этнодемографические траектории этого района и остроту восприятия осетино-ингушских статусно-территориальных противоречий. Целый ряд правовых актов, в том числе принятых на федеральном уровне, вкупе с цепью криминальных и бытовых инцидентов, обваливают ситуацию в Пригородном районе и Владикавказе в массовых противоправных действиях и этнически сфокусированном насилии в конце октября 1992 года. Вооруженная фаза конфликта продолжается около недели и подавляется силовым путем — введением федеральных войск, которые, однако, не могут воспрепятствовать вытеснению вместе с вооруженными ингушскими отрядами большей части самого ингушского населения Северной Осетии (30-32 тыс. чел). Вынуждены покинуть свои дома и 7 тыс. осетин и русских (из сел, занятых 1-3 ноября ингушскими вооруженными группами и из Майского, оставшегося под их контролем), после Столкновения 1992 года оставляют после себя предельное поселенческое размежевание осетин и ингушей. Даже на уровне отдельных сел, сохраняющих или вновь обретающих обе общины, складываются этнически гомогенные сектора (Чермен, Тарское). В течение 1993-1999 годов сохраняется режим фактической взаимной изоляции Северной Осетии и Ингушетии, а граница между двумя республиками, даже будучи полосой развернутого военного присутствия федеральных сил, остается зоной этнически нацеленного террора и диверсий.
Еще в ходе силового подавления конфликта создаются федеральные военные и административные структуры, функцией которых становится восстановление отношений между двумя народами/республиками и урегулирование конфликта. Общими усилиями федерального центра, властей Северной Осетии и Ингушетии, некоторых гражданских объединений этих республик, постепенно удается изменить ситуацию в зоне осетино-ингушского конфликта к лучшему. Прямое федеральное финансирование позволяет развернуть восстановление социальной инфраструктуры, разрушенного жилья, а также строительство нового жилья для лиц, утративших его в ходе конфликта. К 2002-2003 годам на территорию Северной Осетии возвращается 60-70% вынужденных переселенцев-ингушей. Расширяются прямые контакты между двумя республиками, правительственными ведомствами, местными сельскими администрациями, гражданскими объединениями. Прекращается практика сопровождения милицией автотранспорта (принадлежащего «противоположной стороне») при ее прохождении через «чужую территорию » (такое сопровождение колонн долгое время осуществлялось в целях безопасности).Осенью 2002 года подписывается Соглашение о добрососедстве и сотрудничестве между Северной Осетией и Ингушетией. Продвижениек урегулированию конфликта развивается несмотря на сохраняющиеся острые взаимныефобии в осетинской и ингушской среде. Происходит оттеснение конфликтных представлений и действий на периферию повседневныхзабот и перспектив. При этом коммуникативный фокус смещается с политической «макропроблемы» — проблемы оспариваемых территорий — к рутинному воспроизводству хозяйственных, деловых и соседских отношений. На уровне политических элит происходит некоторый сдвиг в понимании того, что же, собственно, является ключевой проблемой в осетино-ингушских отношениях. Территориальная проблема перестает быть таковой: «дваобщества» формируют стратегии более-менеесносного конструктивного соседства в условиях сложившегося административно-территориального деления. Однако территориальнаяпроблема сохраняется как фактор конфликта, потенциально достаточный для нового разрушения осетино-ингушского соседства в массовом взаимном насилии. Статья о «возвращенииисконных территорий» остается в Конституции Республики Ингушетия, равно как и статьи1Тем не менее, по-прежнему сообщение между североосетинскими Владикавказом и Моздоком осуществляетсякружным путем — через территорию Кабардино-Балкарии,а не прямо через Ингушетию.«О территориальной реабилитации» остаются в Законе РФ «О реабилитации репрессированных народов» (создавая, тем самым, «правовую» почву для традиционных представлений о территории как этнической собственности и провоцируя новые конфликты).