Из воспоминаний Виктора Гассиева: «Грузинские меньшевики и немецкие фашисты использовали одни и те же методы»

ИА ОСинформ начинает публикацию воспоминаний Виктора Гассиева – активного участника югоосетинского сопротивления меньшевистскому режиму Грузии, который проводил активную политику геноцида народа Южной Осетии в 1919-1920 годах. Яркие, живые свидетельства тех событий предстанут перед читателями и помогут узнать о доселе неизвестных фактах борьбы югоосетинских патриотов против грузинских фашистов.

ПОДПОЛЬНАЯ ГРУППА УЧЕНИКОВ ЦХИНВАЛЬСКОЙ ОСЕТИНСКОЙ ГИМНАЗИИ

В сентябре 1919 года, по поручению Юго-Осетинского подпольного Окружного комитета РКП(б) в Цхинвал приехал Сергей Гаглоев с задачей создания Цхинвальского комитета РКП(б). Было созвано собрание цхинвальских коммунистов, на котором обсудили следующие вопросы: выборы Цхинвальского комитета Юго-Осетинской организации РКП(б), оvработе среди грузинского и армянского населения, о работе среди учащейся молодёжи.

Комитет в составе: Датико Квиникадзе, Сико Кулаева, Дмитрия Тедеева, Степы Хаханова и, заочно, Васо Петриашвили начал работать в городе Цхинвале и в окружающих деревнях. Наряду с другими задачами перед Цхинвальским Комитетом РКП(б) стояла задача вырвать цхинвальскую учащуюся молодежь из-под влияния меньшевиков.

В целях конспирации Комитет открыл книжную торговую точку «Коробка». При ней была создана библиотека, в которой было много революционных книг, например, роман Джованьоли «Спартак», Войнич «Овод», роман об итальянском народном герое Гарибальди, «Что делать» Чернышевского, произведения М. Горького, в частности «Мать», «Песняо Соколе» и «Буревестник», стихи и; поэмы Коста Хетагурова, «Отарова вдова» И. Чавчавадзе и другие.

Скоро вокруг библиотеки сгруппировались ученики старших классов осетинской гимназии: Иван Васильевич Джиоев, Ясон Харебов (руставский), Иван Джиджоев, Вахтанг Абаев, Илья Чочиев, Сулико Тибилов, Георгий Газзаев, Гено Цховребов, Умар Кочиев, Арчил Тедеев, Виталий Кочиев, Котик Джиоев, Ладико Козаев, Лео Цховребов, Сергей Абаев, Гурген Ованов, Александр Битиев, Сулико Тибилов, Димитрий Джиоев (Битиев), Сардо Котаев, Вера Кулаева, Вера Ханикаева, Ася Тибилова, Ева Газзаева, Катя Газзаева, Тамара Кумаритова, Мелкуев и другие.

В октябре, по составленному Сико Кулаевым списку, некоторым ученикам начали выдавать для чтения политическую литературу: «Манифест Коммунистической партии», «Программа РКП(б)», статьи В.И. Ленина и отдельные номера большевистских газет. В этот список вошли: Илья Чочиев, Иван Васильевич Джиоев, Иван Джиджоев, Вахтанг Абаев, Александр Битиев, Виталий Кочиев, Ясон Харебов, Дмитрий Джиоев, Георгий Газзаев и я.

В октябре 1919 года в пустовавшем недостроенном доме Джейранова Кулаев Сико собрал группу учеников Цхинвальской гимназии и провел с ними беседу на тему «Что такое советская власть?». На следующем сборе была проведена коллективная читка Программы РКП(б) и беседа о Коммунистическом Союзе Молодежи. На этом; собрании Кулаевым была создана подпольная молодежная группа, куда вошли: Иван Джиоев, Ясон Харебов, Александр Битиев, Илья Чочиев, Гено Цховребов. Вахтанг Абаев, Виталий Кочиев, В. Гассиев, В январе 1920 года в подпольную группу были вовлечены: Иван Джиджоев, Котик Джиоев, Ладико Козаев, Вера Кулаева, Вера Ханикаева и Ефросинья Гассиева.

На подпольных собраниях, проводившихся в Сабацминдском монастыре-крепости, Багратис-Чала и в дубняке коммунисты Датико Квиникадзе, Сико Кулаев и Иван Аржеванович Санакоев производили беседы на темы: «О самоопределении, наций и национальная политика РКП(б)», «Меньшевики. — защитники помещиков и буржуазии», «Красные партизаны — борцы за рабоче-крестьянское дело» и т. д.

В осетинской гимназии выходила газета «Фадисон» — орган педагогического совета. Газетой руководила эсеро-меньшёвистская группа преподавателей, именовавших себя российскими эсерами и меньшевиками. С грузинскими меньшевиками они расходились только по национальному вопросу. По всем другим вопросам они стояли на общей платформе Международного меньшевизма-оппортунизма.

Цхинвальский Комитет РКП(б) хотел использовать газету «Фадисон» в целях распространения большевистских идей и разоблачения предательства меньшевиков и эсеров. Но редколлегия газеты ни за что не хотела печатать их статьи. Она поместила только несколько статей культурно-просветительного характера. Газета не сочла возможным поместить даже коллективную статью группы учеников о создании ученического комитета в «демократической» осетинской гимназии. В ответ на это подпольная группа, революционной молодежи, опередив редакцию, выпустила очередной номер: в рукописи и вывесила его на фасаде здания. Этот номер редактировал Иван Васильевич Джиоев, художественно оформлял Ясон Харебов. Его прочли почти все ученики, потом он был снят дирекцией гимназии и впоследствии, во время ареста и допроса группы учеников, оказался вещественным доказательством их виновности.

Очередной номер был выпущен под редакцией педсовета с резким антибольшевистским содержанием. Большевиков обзывали узурпаторами, босяками, голодранцами и бандитами. Педсовет, вероятно, хотел этим отмежеваться от нелегального, номера газеты, выпущенного учениками.

В середине декабря подпольная группа учеников под руководством Сико Кулаева подготовила в рукописи стенную газету под названием «Спартак». В ней были опубликованы, статьи об организации ученического комитета, о протесте против введения в учебную программу «Закона божия», о требовании снижения оплаты за право учения в гимназии и освобождения от нее несостоятельных учеников, а также сообщение об успехах Красной Армии в борьбе против Деникина. Под названием «Спартак» художественно было выведено цветным карандашом: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Газету эту не вывесили, а передавали из рук в руки, причем каждый говорил, что нашел эту газету, подброшенную в помещение 3 класса. Под конец газета оказалась в дирекции. Ее принесла туда ученица 3 класса Елена Кулумбегова.

Спустя две недели, утром на стене 4 класса была обнаружена от руки оформленная в виде стенной газеты большевистская прокламация с заголовком «Большевик» и лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Передовая статья была посвящена протесту учеников против исключения из гимназии И. Чочиева, В. Гассиева, Я, Харебова за невнесение платы за право учения. Она разоблачала действия меньшевистских карательных отрядов и призывала, к борьбе с меньшевистским правительством. В ней была новая информация о победах Красной Армии.

Подпольная ученическая группа организовала разучивание народных революционных песен; «Стенька Разин», «Из-за острова на стрежень...», «Антоны зарзег», «Ме вар Арсена Одзелашвили», «Чермен», «Хазби», «Марсельеза», боевые песни Красной Армии, «Все пушки, пушки грохотали», «Песня о молодом Чурхице» и др., а также «Интернационал».

Петь нам в городе даже обычные народные песни не разрешали, поэтому мы группами уходили в район «Оргоби», «Багратис Чала» и там разучивали и распевали революционные песни. А меньшевистская молодежь свободно распевала националистические песни, возвеличивая «прославленных» царей и князей. При осетинской гимназии существовал духовой оркестр под руководством Соломона Хаханова, разучивший в условиях подполья «Интернационал».

Работа среди молодежи шла и по линии организации ученической художественной самодеятельности. Ученики организовали кружки, устраивали концерты. Цхинвальский комитет помогал кружкам в подборе репертуара ученических концертов. В репертуаре была декламация: «Песня о Соколе» и «Буревестник» М, Горького, революционные песни Коста Хетагурова, отрывки из романов Горького «Мать» и Чернышевского «Что делать?», стихотворение Пушкина «Послание в Сибирь» и ответ декабристов. Исполняли осетинские, грузинские и русские танцы.

На одном из ученических концертов загримированный ученик в сапогах и картузе исполнил матросский танец «Яблочко», а конферансье Ираклий Абаев — исполнителем танца объявил т. Керченко. На следующий день слух о русском большевике, исполнившем «Яблочко», дошел до меньшевистского начальства, и исполнителя посадили в тюрьму. Сверстники неудачного исполнителя «большевистского» танца «Яблочко» и до сих пор еще величают его (при встрече) «тов. Керченко».

Меньшевистская администрация и гвардия на концерты приходили пьяными, вооруженными, без пригласительных билетов, с длинными плетками; вели себя нахально, учеников сгоняли с передних рядов. Если кто становился впереди гвардейца, последний считал это для себя оскорблением. Были случаи, когда за такое оскорбление избивали учеников 10 — 12 лет. В этом особенно усердствовали Ило Майсурадзе, Артем Лохов и одноглазый Твалашвили.

В декабре 1919 года меньшевики узнали о подпольной большевистской молодежной организации в Цхинвале. Меньшевистские агенты старались проникнуть в коммунистические организации, но тщетно. Действия их наталкивались на строгую, партийную конспирацию.

Цхинвальская осетинская гимназия стала бельмом на глазах у меньшевиков. Они думали, что рассадником большевистских идей являются преподаватели гимназии. В самом же деле среди них не было ни одного коммуниста. Меньшевики в силу националистической слепоты не могли понять наличия классовой борьбы внутри осетинского народа. Каждого осетина, тем более интеллигента, они считали большевиком. А осетинские меньшевики, наоборот, в каждом грузине видели националиста. Приехавшие из Тифлиса «специалисты» по разгрому большевистских организаций считали наиболее целесообразным начать свою «работу» с молодежи, с учеников Цхинвальской гимназии. Они прибегали к провокациям, к приему, который через 14 лет, в 1933 году, был применен немецкими фашистами, сделавшими инсценировку поджога здания рейхстага, а потом свалившими это на коммунистов.

В конце 1919 года цхинвальская меньшевистская власть совместно с главным следователем из Тифлиса инсценировала поджог здания цхинвальской школы, где помещались осетинская гимназия и грузинское высше-начальное училище. Под утро меньшевистские агенты-провокаторы принесли дрова в один из классов школы, разложили их в углу, облили керосином и подожгли, но тут же, вероятно, потушили их. Вслед за этим сразу появились следственные органы, какая-то специальная комиссия, которая немедленно составила акт. Распространили слухи, якобы на снегу были обнаружены следы учеников и до­щечка с надписью «Осетинские гимназисты».

Важно отметить, что сторож школы в эту ночь был «случайно» отпущен директором в Мергвиси, якобы за новогодним вином для преподавателей грузинского высше-начального училища. На следующий день на рассвете были арестованы: Иван Васильевич Джиоев, Ясон Харебов, Виктор Гассиев, Виталий Кочиев, Вахтанг Абаев, Сулико Тибилов, Гурген Ованов, Котик. Джиоев, Дмитрий Джиоев, Сардо Котаев и Георгий Газзаев. Большинство из них входило в подпольную группу цхинвальскнх учеников.

Арестованных посадили в тюрьму, находившуюся под штабом меньшевистской гвардии, вместе с меньшевистскими агентами и провокаторами. Допрос «поджигателей» школы происходил в кабинете старшего меньшевистского повелителя в Цхинвале Повришвили-Гогинова. На допросе кроме него присутствовали главный следователь по особым делам из Тифлиса Ило Майсурадзе и «вездесущий» палач Артем Лохов.

Сидевший за высоким столом главный следователь с острыми усиками и узким лицом едва был виден из-за стола. Сам Повришвили, одетый в гимнастерку из козьего пуха, в мягких кавказских сапогах, ходил из угла в угол. На его большом рыхлом животе еле-еле держался кавказский пояс. Походка у него была мягкая; при ходьбе покачивал широкими бедрами. На изнеженном белом лице с красными щеками он старался навести серьезность и суровость! Зло поблескивали его узкие глаза, залитые жиром, как у борова. Толстая шея едва отделялась от головы.

Допрос вел главный следователь.

О преподавателях Цхинвальской гимназии ученики ничего не могли сказать, кроме того, что они безустанно ругали большевиков, называя их голодранцами, анархистами, сумасбродными губителями России, т. е. высказывались в духе лидеров II Интернационала. Да разве члены мелкобуржуазных контрреволюционных партий эсеров и меньшевиков могли сказать о коммунистах что-либо другое?

На допрос вызывали по одиночке. Следователь и Повришвили вели себя вначале деликатно, вопросы задавали мягким тоном. Потом следователь пошел на провокацию: он говорил, что надо признаться, так как все другие уже признались. В начале задавал несколько формальных вопросов вокруг поджога здания школы: «Где были вчера?», «Когда легли спать?», «Когда встали?», «Кто может подтвердить, что вы ночью не выходили из дома?» Потом резко ставил вопрос: «Кто подговорил тебя поджечь здание школы?» После этого переходил к допросу о существовании подпольной организации, проводимых собраниях: «Кто состоит членами этой организации?», «Что говорили вам на собрании Степан Хаханов, Сико Кулаев, Дмитрий Тедеев и Датико Квиникадзе?», «Где останавливался Владимир Санакоев, когда недавно приезжал в Цхинвал?», «Где местонахождение партизанского отряда?» и, наконец, «Кто из преподавателей присутствует на тайных молодежных соб­раниях?».



По лицу Повришвили было видно, что он недоволен ходом, допроса, особенно методом главного следователя; он еле сдерживал себя. Начался второй этап допроса. Здесь главную роль играл уже Повришвили. Если первый раз каждого из нас приводили на допрос гуманно, то во второй раз, прежде чем повести на допрос, нас подвергали «обработке» в камере. Потом тюремщик без надобности выволакивал из камеры на допросы и вручал появившемуся тут же известному по всей Юго-Осетии члену меньшевистской гвардии, палачу Артему Лохову.

Трудно себе представить более отвратительную внешность и внутренний «духовный» облик, чем у этого меньшевистского «героя». Его знала вся Юго-Осетия как насильника женщин, держиморду, пьяницу и скандалиста. Весь его облик был воплощением ядовитой змеиной злобы и ненависти к людям. До революции он прошел большую жандармскую школу где-то в Азербайджане, откуда сбежал сразу же после февральской революции 1917 года.

При допросе он проявлял беспокойство, внутренне ликовал и с нетерпением ждал получения учеников на растерзание. По мере наших ответов на вопросы у Повришвили лицо мрачнело, а на лице у Лохова появлялась подозрительная насмешка. Неподвижные глаза начали искриться, вся его натура говорила; «Дайте их мне, они у меня заговорят!».

Каждый из нас чувствовал, что наступает гроза. Наконец Повришвили сам перешел к методам физического воздействия; допрашиваемых начал избивать плетью, кулаками и ногами. Это, вероятно, было сигналом для Лохова Артема. Он мгновенно налетел на хрупкого юношу Георгия Газзаева, оттащил его в угол и там яростно начал бить. Душераздирающие крики были слышны и на улице. Так все по одному арестованные прошли через руки этого палача. Трех учеников выволокли без сознания.

Как уже было сказано, большинство из арестованных входило в подпольную группу, а некоторые были связаны с цхинвальским комитетом РКП (б), участвовали в подпольных ученических собраниях, в выпуске ученических газет, в составлении и вывешивании прокламаций, но все они держали себя героически, проявив несгибаемую волю. Никто из них не оказался малодушным. Трехдневный допрос и следствие ничего не дали меньшевикам. Избиение учеников стало гласностью не только в Цхинвале, но и в Гори и Тифлисе. Со стороны цхинвальского населения начались протесты; родители арестованных учеников угрожали обращением в вышестоящие органы, Повришвили получил анонимное письмо с угрозами, что если не выпустят учеников и будут продолжать издеваться над ними, то он будет убит. (После победы советской власти мы долго искали автора этого письма, но так и не нашли его).

Наконец, после провала этой провокации, арестованные были выпущены из тюрьмы без права выезда из Цхинвала.

За цхинвальскими учениками была установлена усиленная слежка. В городе собираться стало невозможно, да и родители учеников, проживавшие в Цхинвале, опасаясь за своих детей, усилили надзор, а некоторым ученикам их родители даже запретили дружить с сидевшими в тюрьме учениками.

Несмотря на аресты и тяжелые условия, подпольная группа не прекращала своей работы. По предложению члена цхинвальского комитета РКП(б) Дмитрия Тедеева работа была перенесена в село Цунар. Основную организаторскую роль здесь играл местный житель, член подпольной группы Иван Васильевич Джиоев. К этому времени из Джавы в Цунар приехали Николай и Бету Мамневы, члены джавской организации «Спартак». Они сгруппировали вокруг себя бедняцкую молодежь и вовлекли в организацию Сико Баззаева, Якова Хетагурова, Николая Кочиева, Олю Джиоеву, Степана и Гугуца Бигулаевых.

Цхинвальский комитет РКП (б) начал готовить общее собрание подпольной группы в целях избрания Цхинвальского комитета Юго-Осетинской организации «Спартак». Собрание было назначено на январь месяц 1920 г. Для руководства этим собранием Юго-Осетинский окружной Комитет РКП (б) выделил коммуниста Ивана Аржевановича Санакоева. Ему было предложено ехать прямо в Цунар, но не удалось, так как меньшевистские агенты не спускали с него глаз, и он был вынужден вернуться обратно в Джаву.

В субботу вечером, после окончания занятий, ученики осетинской гимназии — члены подпольной группы ушли в Цунар, но там появились меньшевистские гвардейцы и милиционеры во главе с Артемом Лоховым, имевшие задание арестовать цунарских коммунистов Дмитрия Тедеева, Николая Хасиева и Николая Кочиева. Собрание было отложено на февраль месяц. В доме Васико Джиоева провели совместно с оргбюро подпольной группы узкое совещание, на котором обсудили вопросы о работе среди девушек по вовлечению их в революционное движение и вербовке молодежи в Юго-Осетинские пар­тизанские отряды. Составили список девушек-учениц, куда вошли Оля Джиоева, Ермония Кочиева, Ефросинья Тассиева, Катя Газзаева, Ева Газзаева, Вера Ханикаева, Вера Кулаева и Тамара Кумаритова. Некоторые из них уже фактически были связаны с подпольной группой и даже с цхинвальским комитетом РКП(б) и выполняли его поручения (Оля Джиоева и Вера Кулаева).

В январе-марте 1920 г. из девушек была создана группа сочувствующих, куда входили Вера Кулаева, Вера Ханикаева, Тамара Кумаритова, Ефросинья Гассиева, Маргарита Ованова, Ася Тибилова. В Цунаре в группу вошли Ермония Кочиева, Оля Васильевна Джиоева. Оля Семеновна Джиоева. В Джаве были вовлечены в комсомол Ксеня Санакоева, Ленуся Санакоева, Маруся Цховребова, Майка Харебова.

Во время неудачного приезда учеников в Цхинвал на подпольное собрание, Иван Санакоев передал директиву Юго-Осетинского Окружного Комитета: наиболее подозреваемых меньшевиками учеников готовить к отправке в партизанские отряды, с продуктами на одну неделю. Был составлен список, куда вошли: Битиев Александр, Илья Чочиен, Кочисв Виталий, Гассиев Виктор, Абаев Вахтанг, Джиоев Котик, Козаев Ладико, Баззаев Сико, Джиоев Иван, Харебов Ясон, Тибилов Сулико, Ованов Гурген.

В феврале 1920 года в Цунар приехал коммунист Самсон Козаев с указанием В. А. Санакоева: Ивана Джиоева и Ясона Харебова оставить на месте для продолжения работы среди молодежи.

В начале марта цхинвальские меньшевистские правители вновь возвратились к делу цхинвальских учеников. Они произвели обыск в домах Вахтанга Абаева, Налбандовых, Сико Кулаева, Степана Хаханова и Квиникадзе. Обыски не дали желаемых результатов. Только у Датико Квиникадзе. было обнаружено несколько экземпляров большевистских газет за 1918 год. Он был арестован и отправлен в Тифлис. Из тюрьмы его освободили только после заключения меньшевистским правительством договора с РСФСР 7 мая 1920 года.

Во время обысков у некоторых коммунистов и учеников подпольной группы меньшевистские гвардейцы попали в смешное положение. Например, у одного из бывших учеников, работавшего после исключения из гимназии в слесарно-кузнечной мастерской Кокоева, временно хранился сверлильный станок. Чтобы дети не трогали станок, он им сказал, что это ручной пулемет. Младший брат похвастался своему сверстнику, что у них есть пулемет. Тот об этом рассказал своему отцу, меньшевику Касрадзе. Вечером в дом этого бывшего ученика нагрянула меньшевистская гвардия, взяла завернутый в тряпки «пулемет» и вместе с вдовой-домохозяйкой доставила его в штаб. За такой «подвиг» этот гвардеец получил по затылку и надолго стал посмешищем в Цхинвале. А сам ученик угодил опять в тюрьму.

Несмотря на бешеную шовинистическую пропаганду меньшевиков и условия террора, передовая грузинская молодежь Цхинвала сочувствовала большевикам, осетинскому народу в его освободительной борьбе, клеймила позором меньшевиков и меньшевистское правительство за их «победу» над крестьянами.

К концу 1919 года и особенно в начале 1920 г. из цхинвальской грузинской и армянской молодежи уже сколачивалась группа сочувствующих большевикам. Большинство этих людей в феврале-марте 1921 г. вступило в ряды комсомола.

Весна 1920 года началась рано. Уже в феврале установилась теплая погода. На южных склонах кавказских гор быстро таял снег. К началу марта река Лиахва вздулась, потемнела и забурлила в Кехвской теснине. Рощи и сады по берегам Лиахвы почти до самой Джавы окутывались в темно-серый цвет. Набухали почки деревьев, появились нежные лепестки трав, трепетавшие от малейшего дуновения ветерка, расцветала алыча. В начале марта вдруг подул холодный ветер. По ночам начались заморозки, казалось, что вернулась зима. В горах сильно мело, навалило много снегу, свирепствовала метель, в.особенности в Кешельтском и Рокском ущельях. Снежный покров опять дошел до барсских и тонтобетских высот. Переход партизанского отряда на Северный Кавказ был отложен из-за выпавшего на перевалах свежего глубокого снега. Скоро погода резко изменилась. Наступили теплые солнечные дни; реки и ручьи тронулись. Молодой снег в течение 2 дней растаял. Быстро стал таять снег и в горах.



Материал предоставлен ,Гассиевым Аланом .

Продолжение следует